Форум » Мучилище » Hatter's cabinet\Кабинет Шляпника. » Ответить
Hatter's cabinet\Кабинет Шляпника.
Plague: Целиком и полностью оборудованное под вкусы своего владельца помещение.
Ответов - 19
Dormouse: Это была первая бессонная ночь, но она растянулась настолько, что Соня решил, что она плавно перетекла во вторую, а потом и в третью. Время потеряло всякий смысл – кажется, Шляпник и правда его убил. Положение, в котором зафиксировали Соню, было чертовски неудобным даже для такого небольшого существа, и он то и дело дергался, раздраженно хлопал хвостом по чему придется, сквозь зубы шипел ругательства на букву «М», которых, правда, не становилось больше со временем. Глухое отчаяние накрыло Соню с головой после неудачной попытки побега, и дело было даже не только в том, что не удалось сбежать конкретно ему. Просто если уж не выпускают такую мелочь, как Соню, то для Зайца и Грифона путь к свободе и вовсе перекрыт. Так что суждено им всем сгнить в этом малоприятном месте, или, что гораздо противнее, стать жертвами экспериментов Шляпника. А Чеширский кот скупо улыбнется, скажет своим соратникам: «Ну, они были хорошие ребята, надо за них отомстить», и снова исчезнет по всяким революционным делам. Вот это наверняка произойдет, Соня такое уже от него слышал. «А может произойти нечто еще более отвратительное», - сказал Соня сам себе и почувствовал, что его рыжие усы встопорщились, - «Грифона и Зайца спасут, а тебя, посчитав старым приятелем Шляпника, оставят здесь. И Шляпник шутки ради сделает из тебя киберсоню с питанием от солнечной батарейки. То-то радости будет! Ну и маньяк же он». У Сони было право сердиться на то, что Безумный Шляпник полностью оправдывает свое звание. Все-таки в их старой компании нормальным был только он. Подумаешь, что спал все время. Зато какой толковый был. Ну, чего уж теперь хныкать по чаепитию, оно осталось в прошлом. Теперь главное – не остаться там же самому. От этаких мыслей Соня помрачнел еще больше, и в его мохнатую голову даже закралась мысль сдаться Шляпнику и выдать ему все известные секреты. Но эту мысль шпион беспощадно раздавил. От модернизации его это все равно не спасет, так что остается ждать и надеяться, что дурные предчувствия окажутся только последствием бессонницы и боли в затекших конечностях.
Mad Hatter: Машинерия – отдельное государство. Когда еще не отменили ленное право, когда у Червонной Королевы были не только рабы и слуги, но и вассалы, у вассалов были замки. С подземными переходами, анфиладами комнат, залов и погребов; отрезанные от внешнего мира, обитатели замков выживали месяцами, отстреливались худо-бедно от осаждающей армии. Потом вассалов и сюзеренов не осталось в Вандерленд – только Королева и ее слуги. Роботы Шляпника сыграли в том не последнюю роль, и потому особенной иронией – чуть с кислинкой, как холодный металл на языке, - думалось самому Шляпнику, что вздумай он бунтовать, Машинерия оказалась бы «твердым орешком». Скажем так, орешком с железной скорлупой. Но, конечно, Шляпник верен Королеве. Не сомневался никто – даже он сам; и дозволение «предоставить в качестве опытного материала провинившихся в нелояльности» (официальный формуляр за номером двести тридцать четыре пункт «Б», хотя пунтка «А» никогда не было) Зайца и Соню просил искренне. Друзья? Да. Шляпник не отказывался от дружбы. Предатели? Да. Шляпник признавал вину Зайца и Сони – увы, они сделали неверный выбор. Материал для исследований? Именно так. Но это лучше смерти – распятый, связанный ремнями, с полуотрезанной рукой Сонь, все-таки был жив. Шляпник спас его и вторично, когда юркое создание порывалось бежать. Какая жалость, что Сонь не ценил проявленной заботы – ругался, шипел, проклинал. Даже кусался порой, стоило зазеваться. Вполне довольно, чтобы вывести из себя – кого угодно, только не Шляпника. Иногда ему казалось, что он породнился с механизмами, когда разрезал собственное тело, присоединил к кровоточащей ране и белесо-желтым нитям нервов, искусственные руки. Есть алгоритм, алгоритму следовать. Эмоции – помехи. Он не обращал внимание на тихое фырканье Сони. Шляпник, между прочим, размышлял и о своем любимом «подопечном» тоже, а параллельно был занят работами Гаспара Арнери. Так жаль, что этот светлый ум помутился, и обладатель его присоединился к бунтовщикам… «И еще меня называют безумным. Какая ирония». И все-таки работы Арнери процарапывали алюминиевый панцирь – может быть, до сердца даже. Шляпник делал пометки сразу четырьмя руками. От искусственных слабо пахло машинным маслом. Тускло подрагивали светильники на высоких холодных стенах – в Машинерии всегда холодно, если не считать «горячих» цехов, - роботам комфортнее в прохладе. Глаз-линза вертелся с тихим шорохом. Арнери писал о чем-то фантастическом. О создании человека. «35 литров воды, 20 килограмм углерода, 4 литра аммиака, 1,5 килограмма оксида кальция, 800 грамм фосфора, 250 грамм соли, селитры — 100 грамм, 80 грамм серы, 7,5 грамм фтора, 5 граммов железа и 3 грамма кремния…», - давно известная формула, человек – химическое соединение, и куда проще, чем автомат. Вот только Шляпник знал свой предел – изменить живущее, но не создать живое. Говорят, Арнери добился. Говорят… нет, пока Шляпник не попробует сам – не поверит. В соседнем углу ритмичный перестук сменился резким – Сонь забеспокоился. Шляпник оторвался от трудов Арнери. - Ты опять пытаешься вырваться. К чему производить бессмысленные действия, друг мой? - покачал головой Шляпник. Он поправил цилиндр – откуда-то вросшая привычка «прикрывай голову и лицо», может быть, из снов. Вздохнул. Сонь никогда не был мудрецом, но Шляпник не терял надежды объяснить – что делается, то к лучшему. Коснулся осторожно – ремней и заклепок, потом нововведения – от локтевого сустава и ниже лапка Сони заменена механической – идеальное качество, прочный и нержавеющий алюминий. Между прочим, крайне тугоплавкий металл. Встроенные функции трансформации в плавник – прилагаются. Шляпник заботился о друге. К сожалению, упрямство присуще не только разуму – приживался протез скверно. Организм отторгал инородное тело. - Мне очень жаль, Сонь. Я не могу облегчить боль – остается только ждать, пока твое тело примет… улучшения. Шляпник снова вздохнул, готовый услышать обвинения в предательстве, жестокости и бесчеловечности. Он слышал их много раз. И, наверное, привык уже. Ну, почти привык. - Знаешь, проблема в том, что ты не понимаешь: я так и остался твоим другом.
Dormouse: Соне в этот момент казалось, что голос Шляпника – это еще один пыточный инструмент, который вгрызается в череп и вытаскивает из мозга остатки сопротивления. Даже спасительный сон не поможет в такой ситуации. Механические пальцы – теперь их было слишком много, пять – слабо царапнули ближайший ремень. Проклятый протез слушался, но слушался плохо, и шпиона это пугало ничуть не меньше, чем сам факт «улучшения». Чеширскому коту калека не пригодится. И, в конечном итоге, что будет делать Соня на трех лапах? И это Соня еще не принял человеческую форму – а что тогда будет? Разум обычно нелюбопытного зверя потерялся в целом ворохе вопросов, и Соня беспокойно клацнул острыми зубами, прикусывая язык. Привкус крови несколько отрезвил оппозиционера, он сумел вздохнуть поглубже и открыть глаза, уставиться на привычно-сосредоточенного Шляпника. - Мне это совершенно не нравится, - хрипло заговорил Соня, торопливо облизываясь – он очень хотел пить, но в кабинете такая роскошь не положена, механические твари Шляпника не догадаются, а сам Шляпник… Шпион смерил его взглядом, полным скепсиса и тоски – нет, наверное, ему это тоже чуждо. Унижаться перед очередными пытками Соня не хотел совершенно, нервы и без того расшатаны. «Помни, что твои признания не помешают ему сделать из тебя мыслящий паровой котел», - повторил про себя Соня, и покачал головой – лучше уж не молчать, а поговорить с этим экспериментатором. Каждая минута, которая отделяет Соню от новых «улучшений», становится подарком. А ведь есть еще надежда все исправить. Ну, пушистик, приступай – тебе же всегда хорошо удавались поучительные сказки. - Превращением живого в мертвое ты ничего не добьешься, - Соня постарался смягчить по-разбойничьи резкий голос, сделать его тихим и обволакивающим. Как в те далекие времена, когда продолжались безумные чаепития, - Тем более от меня. Подумай о своей Королеве – ей, разве плохо живется без твоих улучшений? – успокаиваясь, Соня засыпал, и сейчас только чудовищное усилие воли удерживало его от падения в пропасть сна, - Вот и я хочу остаться собой. А так я испытываю только боль и панику, а из-за них мне давненько не удается поспать. Ну, дружище, давай разберемся – может быть, есть нечто, которое очень интересует тебя, а я смогу рассказать тебе об этом… и мы обойдемся без новой операции? Посидим у камина, вспомним былые времена, выпьем пару чайников чая. Красота! Переделай лучше Ворона, ему подошли бы стальные крылья. Наверное, Шляпник ему не поверил, да Соня и сам себе не поверил. Стало быть, если исходить из теории, что Шляпнику нравится всякая механика и симметрия, сегодня шпиону придется распрощаться и со второй лапой. Соня тихо взвыл. - Не надо, пожалуйста, - тихо попросил он, поглядывая на Шляпника огромными темными глазищами, - Ну зачем тебе все это? Отпусти, а я все-все для тебя сделаю. Можешь снова запихивать меня в чайник, можешь делать что угодно, только не надо резать вторую лапу. Хочешь, я подарю тебе свои часы? – Соня срывался на бред, скатывался в истерику и вообще вел себя неприлично.
Mad Hatter: А конструкцию лапки Шляпник считал своей удачей. Она, между прочим, даже не помешает трансформации – это очень важное достижение для жителей Вандерленд, для тех из них, кто имеет два облика, как Сонь. Да, приятелю приходится страдать, но ведь это же для его блага… и для блага других. Принцип складного ножа плюс усовершенствования… когда Сонь превратится из маленького мышонка в не слишком крупного, но все-таки – человека, раздвинется шарнир за шарниром и лапка разложится в полноценную человеческую руку. Разве, втрое тоньше обычной. А еще… - Сонь. Я знаю, что тебе не нравится, - вот таким голосом и увещевают капризных детей. Наверное. Шляпник детей побаивался – начиная с наследника Тутти, и заканчивая детьми абстрактными. – Это потому, что физическая боль не позволяет тебе пока оценить новые возможности, кроме того, неудобная поза… Виновато. Да, Шляпник ощущал нечто вроде вины – друзей не связывают ремнями по рукам и ногам. Но если иначе никак? Скрипнула линза: наведение двести процентов. Нервный узел Сони свело спазмом, вот она – проблема. Подцепить ланцетом, разрезать – по живому, неприятно, должно быть. Шляпник прервался. Он не хотел, чтобы усталый и измученный, но все-таки соображающий Сонь превратился в сгусток верещащей агонии – знаем, проходили и такое. Потом Сонь всегда отключался. Обморок – природная анестезия. Не сейчас. С роботами все-таки… одиноко. - У тебя были слабые руки… и лапы тоже. Слабые, никуда не годные. Королева совершенна, а мы – увы, нет. Слабые лапы. И пальцев, между прочим, не хватало – а теперь будет пять, а если захочешь – больше. Железо не мертвое, Сонь: расплавленное, оно пахнет кровью, а стук шестеренок сходен с биением сердца. Вскинул отсутствующий взгляд – куда-то в пространство изжелта-коричневых стен, увешанных потертым пергаментом – схемы, наброски, нерожденные шедевры. По кивку Шляпника приблизился робот – неважная модель, чурбан-чурбаном, но как ассистент сгодится. Светильник вмонтирован в нагрудное плато. Поморщился: Сонь за свое. Резковатый писк, воспоминания о былом. Шляпнику более всего хотелось поверить, но неискренность он ощущал, подобно скрипу несмазанных деталей. - Сонь, - с укоризной проговорил Шляпник. – А ведь ты обманываешь. И ничего не расскажешь, и стоит мне отпустить тебя – попытаешься удрать. Знаешь, что будет, если бежать с открытой раной? Гангрену можно заработать. Да и протез не прижился еще. Глаза у Соня были огромные – вдвое больше, чем полагалось бы крохотной мордочке. Так умоляют умирающие – пощади. Но Сонь не умирал, и… - Как жаль. Как жаль, что не может быть по-прежнему! – из одной из четырех рук – правой, живой, металл не подводит, а вот плоть – случается, выскользнула отвертка. – Это все Кот. Улыбается он, революциями руководит… кому нужны, революции эти. Если бы можно было… если бы… Щелк. Кажется, Шляпнику явилась очередная идея. Цилиндр – сродни громоотводу с точностью наоборот. Притягивает идеи из эфира. - Неисправный механизм можно починить. Весь разум человека вот здесь, - постучал по цилиндру Шляпник. – Если… если подправить, чуть-чуть совсем… На макушке у Сони была залысинка – знакомая такая, что поделать, спящий он уж больно смахивал на подушку. Шляпник просто путал с настоящей. - Только не кричи, хорошо? Я сделаю так, чтобы… чтобы ты перестал верить этому мерзкому Коту и его фальшивой улыбке. Тогда мы снова будем друзьями. И ты не будешь мне лгать. И потом мы то же сделаем с Зайцем, и остальными… Правда, я не пробовал пока, не пробовал, да… можно и ошибиться, но я буду осторожен, очень осторожен… Я ведь твой друг… Я хочу, чтобы мы все были друзьями… Бритва осторожно скользнула по мягкой шерсти Сони – между ушей, заголяя розовую кожу темечка и висков.
Dormouse: Соня откровенно запаниковал, и мысли в его голове окончательно запутались. Так, вспомнил о том, что было раньше, и тут же уронил отвертку. Значит, что? Думай, пушистый идиот, не спи! Значит, он жалеет о том, что то прошлое окончательно сгинуло, значит, для него это было важно. А притворялся, что Соня для него – только подушка! Болван механоидный. Умный, тонкий, изящный, а мудрости как у шляпных болванок. Соня, не закрывай глаза, только не в обморок, не сейчас. Тебя он виноватым не считает, винит Кота. Все в твоих руках, Соня. В руке. Не важно. Работай, шпион, не молчи. - Шляпник, но ведь все можно вернуть! – он заговорил торопливо и перепугано, слова налетали друг на друга, - мы все можем исправить. Есть ты, Заяц, и я тоже пока живой… Выберемся отсюда, будем устраивать свои чаепития, и нам не будут страшны какие-то революции! Подумаешь, есть дела поинтереснее. Смазывать часы сливочным маслом, не успевать мыть чашки, петь наши старые песни – ты их ведь помнишь, да? – Соня собрался было запеть, но горло перехватило от паники, и он предпочел продолжить уговоры, - Я и так не верю Коту, я его вообще боюсь! Шляяяпник… Холодок на бритой макушке никак не вдохновлял на храбрость. Соня срывался на визг, кашлял, захлебывался словами и слезами, и вид имел непредставительный. Зато уж теперь был честным полностью, без дураков. Наверное, если бы Шляпник начал допрос, Соня вывалил бы на него ворох сведений, потому что слишком страшно доверять свой мозг даже самому лучшему другу. На какой-то момент Соня представил себе то, что ждет его дальше – визг небольшой пилы, которая разгрызает череп, как грецкий орех, и тупая боль, как от выдранного зуба, жуткий холодок обнажившихся, воющих от боли нервов и, наконец, финальное прикосновение скальпеля к влажной, податливой ткани. После этого уже ничего для Сони не будет. Шляпник ведь умница, и, если не убьет своего друга, то уж точно переделает. Золотые руки. И совершенно безумная голова. - Шляпник, ничего не поделаешь, совершенство везде сочетается с недостатками. И если ты меня исправишь… ну откуда, откуда ты знаешь, что я буду тем соней, который позволял вам двоим спать на своей голове? А если я стану совсем как твои роботы, и буду только молча выполнять приказы? Если я все забуду, и больше не стану считать тебя другом? – шпион все-таки сорвал голос, и теперь шептал, упрашивая Шляпника не только голосом и взглядом, но и вздрагиванием пушистого хвоста, и перенапряженным, бьющимся в оковах телом, и даже умоляющими жестами все еще дурно двигающегося протеза и целой лапки, - А вдруг ты совсем меня убьешь, Шляпник? Разве тебе не жалко будет? И что подумает о тебе Заяц? Соня точно знал, что Заяц по способу мышления был тем же Безумным Шляпником, только с революционным настроем, так что смерть товарища наверняка проигнорировал бы. Но сейчас такие сомнения он постарался бесцеремонно подавить.
Mad Hatter: Сонь выбивался все сильнее, и Шляпнику пришлось кивнуть другому роботу – держи крепче. Разумеется, для блага Сони – и зажимы у робота были мягкие, обитые войлоком и почти ласковые. Особенно тщательно зафиксировал предплечье – жаль протеза, и жаль, если Сонь останется без лапки. «Знаешь что? Я ведь верю в будущее – постоянно заглядываю через барьер, через «здесь и сейчас», словно пытаюсь подглядеть ответ на задачу. Но никто, никто за меня не решит, а может быть, и нет решения – зацикленный алгоритм, деление на нуль». Собрал в аккуратную горсть шерсть – невесомый пух. Бритый Соня выглядел жутковато, будто свежевали заживо, только чуткие уши дрожали на голой голове – и сам он дрожал. - Все прошлое, все прошлое… но для меня нет времени, ты же знаешь. Ты пытаешься вернуться туда, однако даже тем, с кем Время дружит и весело болтает о дождливой погоде за кружкой эля, нет возврата… Отвернулся, делая вид, что больше всего занят сульфатной водой и электродами. Теоретически эксперимент выстроился под цилиндром Шляпника - стройно, как лучшие войска Королевы на параде; на практике могло что-то пойти не так, он знал, это случается. И привязанным к чуть дернутому ржавчиной – или пятнами крови, столу лежал сейчас не какой-нибудь безымянный преступник, чьего имени Шляпник и спрашивать не собирался – зачем экспериментальному материалу имена? – лежал его друг. - Я хочу. Хочу, чтобы ты оставался прежним, - в механической руке вопросительным знаком завис скальпель. Все готово – сульфатный раствор, электроды, тонкие провода из алюминия – мозг похож по строению на механизм, изящнее и тоньше, но суть одна. – Но это же невозможно, Соня, невозможно… В бледно-желтом освещении глаза Шляпника казались прозрачными, как дождевая вода. Казалось, он готов заплакать вместе со своей жертвой. - Н-нет… ты живой, ты не робот. Роботы – просто… ну, руки… ноги. У меня четыре руки, и все же этого мало. У роботов нет разума. Соня! – воскликнул Шляпник, и словно прыгая через пропасть, плеснул медицинского спирту на обритую макушку. – Ведь ты просто боишься, а потому и лжешь… Я хочу, чтобы ты был верным Власти, думать забыл о всяких революционерах… Королеве понравится моя идея. Ей не придется рубить головы, больше не придется рубить головы, а Бармаглоту не придется терзать пленных… Ты останешься прежним, и чай мы будем пить, только потерпи немного. Будет больно только в самом начале. Мозг не чувствует боли. Голова Сони – маленькая, легко промазать. Лучше было бы, превратись мышонок в человека – удобнее; но просить об этом Шляпник парадоксально стеснялся. В который раз подумал, что легче всего было проводить эксперименты на себе: не так страшно. Тело – просто кусок мяса, ничего не станется. Свое. Чужое… страшно. Нарушая стерильность погладил бархатное ухо. Вздохнул. - С тобой все будет хорошо. И скальпель вонзился под кожу. Из-под светло-серебристой стали брызнула кровь.
Dormouse: Соня не успел сдержать первый порыв и позорно взвизгнул – как тогда, в прошлый раз, когда скальпель Шляпника впервые принялся за работу по «небольшому улучшению». Нет, правда – здесь все свои, зачем же стесняться, если режут по живому, и собираются кромсать не только кожу, но еще и мозг. Шпион стиснул зубы, жалко всхлипнул и просипел сдавленно: - Ремни ослабь… ты же меня так точно убьешь. Вот свалился-то на мою несчастную голову! А еще друг, называется. Если уж собираешься резать мой мозг, то работай хотя бы с полноценным вариантом! Определенно, за Соней водилось очень много странностей и нехороших привычек, но склонности к суициду точно не наблюдалось, ни разу. Революционеры умирают, но не сдаются? Пожалуй, пока не стоит проверять эту теорию. Неизвестно, что получится у Шляпника, может, ничего страшного. Ну, покопается у тебя в мозгах старый друг, ну, подкрутит что-нибудь – что же, после этого, сеять панику в рядах противника своей героической смертью? Опять же, пока Соня не докажет своим рассудительным поведением, что операция прошла успешно, Зайца трогать не будут, может, и сбежит с Грифоном. Подумаешь, размен фигур. Обыкновенная шахматная партия в подкидного дурака. Думать становилось все легче и легче, мысли взлетали мыльными пузырями, переливались радужно, и так хорошо отвлекали от невыносимой боли, что Соня не сразу понял, что вот-вот соскользнет в глубокий обморок. Но его этот факт очень даже обрадовал – в конечном итоге, ему совершенно необязательно наблюдать за ходом операции. Безумному Шляпнику он свой мозг доверяет, у Шляпника четыре надежных руки и громадный запас гениальности. Пускай работает. Соне не жалко, Соня поспит немного, Соня у друзей. Уже улетая с перепугу в темноту, он очень удивился, что Шляпник так медлит и остановился на первом, неглубоком надрезе. Может быть, ждет, пока завершится трансформация, или вспоминает о былых временах, когда ему приходилось беспокоиться о крошках хлеба, попавших в хрупкий часовой механизм, а не об армии послушных жестяных болванок. А может быть, боль отступила, и сейчас холодок подступает не к бритой окровавленной черепушке шпиона, а к его мозгу, в котором есть столько интересных тайн, и ключ к послушанию, который Шляпник жаждет отыскать.
Mad Hatter: Отступать Шляпник не собирался, и давно не трогали его чужие вскрики – он как-то подсчитал, восемьдесят шесть целых и три десятых процента операций завершались успехом – что бы об этом ни думал сам «материал». И все же – не сто. Невозможно. Внезапно Шляпник подумал об Арнери, его трудах – живое перетекает в мертвое, путь в один конец или можно перекрутить механизм этих часов, чтобы стрелки скакнули обратно? Арнери утверждал: можно. Арнери хотел верить. Наверняка, у прославленного доктора тоже случались… неудачные операции. Живое слишком уязвимо. Кажется, Шляпник проговорил вслух, и отпрянул от Сони. - Я ослаблю ремни, - не признался бы никогда, но радовался отсрочке. Шляпник не сомневается. Никогда. Задача должна быть решена, нельзя засыпать в топку угля и пытаться унять тягy. Нельзя взболтать кислоту со щелочью и затыкать колбы – авось, реакция передумает. Необратимо. Кому, как не ему знать. - Я ослаблю ремни, чтобы ты превратился в человека. Ты такой… маленький. Я бы справился, наверное, тонкая работа требует большей внимательности, и только, но… Шляпник замолк, и вновь, нарушая стерильность, придется вновь обрабатывать руки живые – спиртом, а механические ожигать на спиртовке, - чесал мышонка за ухом, приятнее было по шерсти, обнаженная кожа на ощупь сродни цыплячьей. Ремни, которые сдавливали Соню, надежные – из бычьей кожи и китового уса, спасибо Моржу за исправные поставки. Правда, Морж никогда не проходит дальше исполинских железных врат Машинерии. Несмотря на пространные уверения - «с вами так приятно иметь дело, господин Шляпник!» Пришлось повозиться, ослабляя. - Только не пытайся убежать, Сонь. Хорошо? Твоя лапка… рана еще не зажила, тебе будет очень больно, если… и роботы, я их так запрограммировал, - они поражают электрическим ударом любого, кто бежит от них. Как борзые собаки… борзые собаки всегда гонятся за тем, кто убегает… По-моему, Заяц на меня обиделся, когда я ему объяснял принцип, но ты ведь не Заяц… Шляпник замолк. Медленно вытягивалось округлое пушистое тело – в невысокого худощавого паренька, Соня всегда выглядел лет на десять младше своего возраста (а о собственном Шляпник не помнит вовсе) последним втянулся в тело хвост. Шляпник с восхищением пронаблюдал, как раскладывалась – шарнир за шарниром, искусственная рука. Соня мог бы даже пошевелить пятью пальцами. На второй руке по-прежнему четыре – исправимо. Бритый парнишка напоминал сироту из приюта. Шляпник вновь закрепил ремни – теперь плотнее, по увеличившемуся телу. - Ты опять спишь? Оно и к лучшему. Спящий спокоен. В Машинерии не было утра или вечера – только застывший железный миг. И все-таки Шляпнику почудилось – ударило где-то многотонным «БОММ!», когда он надрезал треугольно череп, заголил похожий на овсяный пудинг, мозг. Кровь стрельнула – протестующее, и замерла: Шляпник прижег купоросным бинтом. Небольшая струйка все же залила смеженные веки, отчего казалось, будто Соня плачет кровавыми слезами. - Сульфатный раствор… электроды и вот эти шестеренки… Ты будешь прежним. Только совершеннее. Ты не умрешь, Соня. Может быть, будешь жить вечно. Преданный Королеве, преданный Власти… и мой друг. Мне поверят.
Dormouse: Странное выражение лица было у Сони, когда его мозг подвергался полезным изменениям. Соня не выглядел расслабленным, или, наоборот, страдающим. Губы человечка были чуть брезгливо поджаты, веки еле заметно подрагивали, и, не будь на слишком бледной коже следов крови, могло бы показаться, что Соня стоит на перроне станции «E2» и спокойно, хотя и с постоянно возрастающим недоумением ждет опаздывающий поезд. Абсолютно несознательный пациент доктора Шляпника ерзал в своем пыточном кресле, стараясь устроиться поудобнее, нетерпеливо постукивал кончиками пальцев по шероховатой поверхности, дыхание Сони участилось. Иногда пленник чуть приоткрывал рот, как будто собирался что-то сказать старому приятелю, но тут же стискивал зубы, и по тщедушному телу Сони пробегала волна мелкой, очень неприятной дрожи. Впрочем, последнее совершенно необязательно относилось именно к действию операции – в кабинете Безумного Шляпника было чересчур уж холодно, так что ничем не занятому Соне оставалось только мерзнуть и дрожать. Что касается внутреннего состояния, то Соня чувствовал себя все более странно. Появлялось и в теле, и в сознании шпиона непонятное, но не отвратительное онемение, как будто хвост отсидел. Собственную личность было очень легко анатомировать, рассматривать с пользой для себя, извлекать ненужное, разбирать важное. Капитальная уборка в собственном мозге насмешила Соню, и на его лице проступила кривая и неуверенная улыбка - так кровь медленно проявляется на неплотной повязке. Да, шпион вовремя заметил, что душа у него меняется, вот только сделать ничего не мог и, признаться, уже не хотел. Сейчас он к телу не привязан, пусть происходит то, что должно произойти, а голова болеть будет потом. А может быть, и не будет, если Шляпник будет милосерден и нальет не чаю, а спирта. Не зря же он так щедро лил его на непутевую макушку друга. Времени нет, тело спит, все миры далеко, и только слышно, как иногда скальпель слегка царапает острый край отверстия в черепе. Вот это неприятно, потому что любому мыслящему существу противно чувствовать себя открытой консервной банкой. А еще через эту дыру можно было услышать Шляпника. Хорошо он говорил, очень обнадеживающе. Шляпник всегда был к нему добрее, чем Заяц, и вот теперь спасал изо всех сил, не покладая всех своих рук.
Mad Hatter: Создать живое – невозможно. И, увы, трансформировать живое пока получалось лишь в мертвое – заменить фрагменты тел на механические аналоги; в особых случаях – нержавеющие. Провинившихся обитателей Вандерленд превращали в ... «Мертвое», - Соня молчал насмешливо и мудро. «Превращаешь живое в мертвое». - Нет! – отвечал он молчавшему Соне, со вскрытым черепом и незажившей раной вместо левой руки, он все равно улыбался и требовал ответа. Поэтому Шляпник и отвечал. – Не мертвое. Ты не умрешь. Это была клятва. Мозг на ощупь как резина средней плотности, рассекать его не труднее, чем устанавливать колесо на робота-колесника. Шляпник старался не склоняться слишком низко над открытой раной, не дышать. Четыре руки забрались внутрь Сони, словно пауки – пауки из плоти и крови, пауки из медно-алюминиевого сплава. Слить живое с искусственным – давно пройденный этап. Изменить живое так, чтобы оно уподобилось (неживому?) железу, но при этом осталось собой – вот это задачка поинтереснее. Под черепом Сони расползались шестеренки – металлическая паутина. Замкнул контакты в лобных долях, затылочные иннервировал и связал со спинным. Феномен сеченовского торможения (откуда Шляпник знает это? Как будто во сне, в прошлой жизни читал работы каких-то неизвестных в Вандерленд ученых) – здесь же и воля, и сознание, и сама личность. Личность Шляпник не тронет. Почти. Перерожденный Соня будет совершеннее. Сильнее, быстрее, ловчее. Может быть, даже умнее – скорость процессов в мозгу – всего лишь электричество. Плоть расслаблена – живое экономно и не любит излишне напрягаться. Машина работает на износ. Шляпник не может дать бессмертия (пока не может), но в его силах – заставить мозг Сони работать в полную силу. Маленькое уточнение: работать на Королеву. - Так даже лучше... если бы ты не пытался бунтовать, ты не разрешил бы над собой экспериментировать, верно? Между ушей Сони остается железная «повязка», больше всего напоминающая диадему. Пластина заменила выпиленную кость, а еще на ней крепится все устройство. Перед тем, как установить, Шляпник проверил – складывается, точно так же, как рука. Ни «мышь», ни «человек» не будут испытывать неудобств. Теперь остается ждать, когда Соня проснется. Шляпник посылает робота за водой: на губах Сони запеклись потеки крови, а сами губы потрескались. Наверняка, он попросит пить. Вода в дутом стакане пахнет ржавчиной. Шляпник думает о том, что это замечательный запах.
Dormouse: - Да не умру, конечно, - мягко, и все-таки чуть раздраженно отозвался Соня, старательно облизывая губы. На языке таял отчетливый вкус ржавчины, и точно такой же привкус был у воды, которую ему сунул старательный робот. Соня пил жадно и с удовольствием, успокаивая неприятную сухость во рту. После того, как он последние капли, было особенно приятно поудобнее улечься в кресле и расслабиться. Для Сони перерыва между бессознательным и осознанным состоянием не выпало. Поначалу он не существовал, а потом его как будто включили в реальность, и сразу же пошло осторожное тестирование систем. Иными словами, Соня тщательно проанализировал свое состояние, и прочувствовал холод металлической пластины, встроенной в череп, боль, паутиной расходящуюся от раны, тупое нытье приживающегося протеза. Словом, реальность, данная нам в ощущениях. Все стандартно и не очень-то интересно. Все тело слишком активное, энергичное, напружиненное, как готовый к работе механизм. Нормально. Нужно дать себе время на восстановление. Главное, чтобы Шляпник обработал раны, он же понимает, что это необходимая мера? - Забавно, я не чувствую изменений, - улыбнулся Соня, и осторожно пошевелил головой, за что поплатился неприятной тянущей болью в височной области, - Проверь меня, Шляпник, может быть, я стал после операции таким же безумным, как вы с Зайцем? Или моя память начнет исчезать, совсем как… - тут Соня скривился, и все-таки произнес сравнение, - Чеширский кот. Шпион-революционер еще раз повторил про себя имя бывшего начальника, но не обнаружил ни прежней привязанности, ни прежнего страха. Впрочем, от того, что пропали эти чувства, не казалось, что на душе у Сони появилась какая-то неправильность. Память его напоминала не палимпсест, а некое произведение, исправленное и дополненное опытным редактором. Настолько умелой была редактура, что не возникало ни малейшей обиды. Напротив, Соня предпочел бы даже выяснить у Шляпника, что за методы он использовал в своей работе, и какие именно технологии поддерживают его дух и тело в таком необыкновенно легком, приподнятом состоянии. - У тебя найдется более удобное кресло тут? – Соня осторожно скосил глаза, выискивая пристойные предметы мебели в кабинете Шляпника, - Я ведь все-таки лояльный подданный Королевы, и, кроме того, могу рассчитывать на твою дружбу, правда? – взгляд открытый, на губах снова легкая улыбка, лицо наконец-то не спрятано за челкой.
Mad Hatter: Все-таки скверно это, навлечь на себя гнев Времени (и он злопамятнее престарелых тетушек, а еще говорят, что лечит душевные раны!) – не знаешь, прошел час, два или вечность; по кабинету бродил сырой сквозняк, но слегка дрожал Шляпник отнюдь не от холода. Он боялся. Боялся, что Соня больше не проснется – сколь ни убеждал себя, ни бормотал вслух, объясняя самому пациенту – все будет хорошо, а никуда не деться от горькой, как испор масло, мысли: а если *не* получилось? Несколько роботов – цилиндрические, около трех футов ростом, смахивали на пингвинов, если только бывают пингвины золотисто-багряного цвета. «А если и Соня станет таким?» - отгонял Шляпник очередной страх. А потом Соня проснулся. Ему тут же дали воды, а еще он дергал ушами – вернее, пытался, в человеческом обличье уши были не столь подвижны; со стороны смотрелось забавно. И первым делом объявил, что не умрет. - Получилось! «Эврика!» - едва не воскликнул Шляпник; еще одно из слов, появившихся в его собственной голове неизвестно откуда (даже жаль, что никто в Вандерленд неспособен разобрать мои собственные мозги и понять, что и откуда там берется). Он склонился над Соней, а сверху нависли искусственные руки. Это могло восприниматься угрожающе, но Шляпник просто был очень… обеспокоен состоянием друга. Принялся обрабатывать раны, пока Соня комментировал изменения. Шляпник прислушивался. Уловил, как запнулся на имени Кота (эврика!), проверяя протез – отметил повышенный тонус мышц. Даже заживление (соединение) как будто ускорилось. - Кажется, и впрямь получилось, - удовлетворенно проговорил Шляпник. Ничуть не обиделся на шутку про себя и Зайца – Соня верен себе, куда неприятнее было бы, проснись он со стеклянным взглядом и хрипловатым: «Жду приказов, хозяин». Нет, Шляпник не хотел быть хозяином Сони. Ему хватало жестяных пингвинов-роботов. Он закрепил шину на локтевом суставе: - Конечно, теперь я отпущу тебя… Ты ведь больше не будешь убегать? Прости, пару дней… ну, максимум неделю, за тобой еще погляжу… ты только не беспокойся, роботы тебя не тронут. Щелканье пряжек и ремней. В кабинете не слишком уютно – огромный стол, несколько монструозных шкафов и довольно-таки неудобное кресло. Но оно лучше «дыбы», где был прикован Соня, и именно кресло Шляпник подвинул другу. Еще в кабинете был камин, вот только когда его топили в последний раз… - Спускайся осторожнее. Шляпник осознал, что мечтал об этом с того дня, когда Королева указала перстом – острым, как игла, - на Соню и Зайца: «отрубить им головы». А он умолял отдать бунтовщиков «как материал исследований». - …А потом я покажу тебя во дворце, объясню принцип моего изобретения… зачем рубить головы, если можно поработать с живой головой, верно? Рукой пока не шевели, в локте не пытайся сгибать. Если захочешь превратиться, придется ходить на задних лапках… когда чуть поправишься, пойдем во дворец. Он добавил, чуть смущаясь, словно предлагая как минимум руку и сердца: - Не возражаешь, если будешь сидеть у меня на плече?
Dormouse: Ликование Шляпника было очень забавным, и, наверное, трогательным, но Соня все еще не хотел считать себя тронутым. Тем не менее, нужно было поблагодарить друга за его заботу, и вообще поговорить обо всем, что теперь ожидало бывшего шпиона-революционера при дворе Королевы. Соня еще раз повторил про себя – «бывший», и почувствовал, что уши слегка шевельнулись, как будто отчаянно пытались уловить голос совести. Но совесть на эту тему распространяться не желала, а разум докладывал, что вообще не представляет, как это такой умный соня, как Соня сумел связаться с безумцами под руководством Кота. Впрочем, даже с лучшими людьми королевства иногда случаются всяческие недоразумения, что уж говорить о маленьком мышонке! После обработки ран Соня почувствовал себя посвежевшим, и бодро слез со своего прокрустова ложа. Зверьку отчаянно хотелось вертеть головой, оглядываясь – много ли рассмотришь, когда прикован к какой-то гарроте, и в голове вместо мыслей сплошное отчаяние! Однако нужно было вести себя осторожно, чтобы хитроумные механизмы не посыпались их черепушки. Вот заживет, там можно будет и побегать, и полазать везде, удовлетворяя собственное любопытство, а пока лучше проявлять благоразумие. Так Соня и поступил, чинно уселся в кресло, и, так как места в нем оставалось предостаточно, подвинулся и усадил рядом с собой Шляпника. Получилось удобно почти во всем, разве что ноги Сони не очень-то доставали до пола, но Соню это ни капли не смущало – подумаешь, не всем же быть такими верзилами, как Бармаглот. Теперь можно было и поговорить обо всем, что их интересовало. - Переговоры на высшем уровне? – хитро прищурился Соня, услышав о предстоящем визите во дворец, - Думаешь, получится превратить так всех революционеров, как меня? Ой, вряд ли. Весь ужас революции заключается в том, что эти заговорщики предпочтут выпить чашку яда, чем согласиться на подобные эксперименты. Кстати, очень даже зря, мне даже нравится, - Соня одобрительно похлопал Шляпника по плечу, - Очень забавное ощущение, как будто я стал более быстрым во всем – это нормально? – он огляделся в надежде увидеть стакан с водой – в горле снова появилась неприятная сухость – но на столе были только инструменты, окровавленные бинты и документы, наверняка представляющие особый интерес для Чеширского кота. - Может быть, твои роботы принесут нам чаю, обновим традицию? – наконец предложил Соня, и почесал за ухом, - А заодно я расскажу тебе про побег. Вот ты спрашиваешь, не собираюсь ли я убегать. Конечно же собираюсь! И обязательно совершу побег, может быть, даже в компании Зайца и Грифона. Погоди сомневаться в моей разумности, я не закончил, - Соня предостерегающе помахал ладошкой перед лицом Шляпника, - Но сбегу я не просто так – предотвращение победы революции будет моей нескромной целью. Я ведь шпион, ты помнишь об этом, Шляпник? А там, - он выразительно махнул рукой в темный угол кабинета, - Мне все поверят. Я ведь вроде как свой. Как тебе такая идея? - Соня улыбнулся, - Впрочем, это планы на будущее, а пока я с удовольствием посижу у тебя на плече, как в старые добрые времена. Нужно восстановиться.
Mad Hatter: Кажется, именно об этом и мечтал Шляпник. Он ведь не был ни палачом, ни последователем маркиза де Сада (очередное имя, почерпнутое из «нигде» – поэтому-то и кличут его Безумным, что ловит в собственном сознании черных рыбок неопознанного вида); если бы приставили к груди шпагу да спросили: чего ты хотел на самом деле, Шляпник бы ответил: совершенства. Совершенства телесного. Кто-то говорит о духовном – например, Грифон любит порассуждать о мудрецах и эзотерической истине; Шляпник не верит в то, что нельзя потрогать. Преданность Королеве – это реальность. Власть – это реальность. Выбрать реальность – выбрать жизнь. Шляпник просто хотел, чтобы его друзья выбрали жизнь; за Соню пришлось делать выбор насильно, но цель оправдывает средства. - Аккуратнее с рукой… лапкой, - напоминал Шляпник, пока Соня устраивался в кресле, по-лошадиному прядая ушами и озираясь по сторонам. Шляпник обязательно покажет Соне Машинерию – царство механизмов прекрасно, если думать о нем как о месте созидания. Покажет и расскажет… позже. В кресле вполне хватало места для двух не слишком-то крупных существ. Шляпнику хотелось почесать Сонины уши, но боялся повредить недостаточно сросшуюся с телом конструкцию. Он приказал роботам принести чая, думая о том, что не пил его… нет, только не замерять сколько – все равно не выйдет. Давно, одним словом. Революционеры болтают, мол, предатели и захватчики, прихвостни Королевы, купаются в золоте и едят на алмазных тарелках; аскет-Шляпник мог опровергнуть сплетни. Но чай был. Ромашковый. Как давно Шляпник не вдыхал запахов иных, кроме ржавчины, паленой резины, угля и крови… - Я так рад, что ты вернулся… То есть, что тебе можно вернуться. Теперь ты понимаешь меня, понимаешь, что я всего-навсего хотел счастья всем нам. Королева всемогуща, и ее правила мудры. И она никогда не тронет того, кто преданно служит ей… Чайные чашки были не новые – из того-самого сервиза, на одной остро выпирал отбитый край. В форме треугольника. На второй недоставало фрагмента ручки. Другого у Шляпника не было. Что ж, золото он использовал исключительно для изготовления некоторых деталей. - Ты прав, - с легким треском прокрутился в глазнице искусственный глаз. Шляпнику по-прежнему хотелось прижать Соню к себе. «Я по тебе скучал, очень скучал». – Революционеры так упоры… взять того же Грифона, он не сдался даже после того, как я выломал его крылья… Прости, Соня, тебе неприятно слышать подобное. Увы, во благо государства – не всегда «по-хорошему». «Теперь ты это понимаешь». - Да, ты стал более ловким, быстрым… но ты правда считаешь… Шляпник запнулся. Чего-чего, а хитрости ему недоставало всегда – интриган он никакой, а уж хитроумные планы «а этот подумает так, что мы решили сделать это» и вовсе казались недоступнее заморских иероглифов. А вот у Сони такой талант был, и сейчас, усиленный искусственно… - Да… хорошая идея. Сорвался с кресла, раздвинув механические руки. Одна зацепила цилиндр и поскребла затылок, взлохматив и без того растрепанные белесые волосы. - Тогда… тогда тебя нельзя показывать при дворе. Только… кхм, конфиденциально. Самой Червонной Королеве и ее советнику Бармаглоту – без их высочайшего дозволения ничего не делается в Вандерленд, ты же знаешь… Ты будешь шпионить на нас, а они будут думать, что ты шпионишь для них, а ты в это самое время… О, Соня, ты такой умный! Шляпник тронул подбородок Сони, и подставил руку – мол, забирайся на плечо, только осторожно. Со своей стороны, он рвался поделиться изобретением с властью прямо сейчас.
Dormouse: Чай оказался таким, каким нужно – горячим, терпковатым и очень ароматным. Так что Соня совсем освоился, и, осторожно поднося к губам фарфоровую чашку со сколотым краем, чувствовал, что почти счастлив. Вот именно так и должны проходить все встречи с друзьями. Шляпник вот, кажется, до конца еще не понял, что Соне можно доверять, так что Соня сам крепко обнял приятеля и сунул ему в руки чашку с наполовину отколотой ручкой. - Осторожнее, не порежься, - предупредил он, - Так вот! Конечно же, мне грустно слышать такие вещи о Грифоне, но я знаю тебя и не сомневаюсь, что ты его или уже улучшил, или сделаешь это в скором времени, а тогда за него стоит радоваться. Если он получит крылья как у Бармаглота, то причин для недовольства нет. Соня замолчал, наслаждаясь ароматом чая, вслушиваясь в сбивчивую, недоверчиво-радостную речь Шляпника. И то, и другое было изумительно приятным. - Умный у нас ты, - тут же напомнил Соня, осторожно устраиваясь на плече у Шляпника – все-таки, при всем небольшом весе и незначительном росте он не был пушинкой, а паучьи ловкие и тонкие механические руки друга вызывали некоторое беспокойство – мало ли сломает, - А я всего лишь занимаюсь изучением всех этих тайных игр – еще бы, я мышь, а мыши сложно отказаться от подполья. Свидание с Королевой должно быть тайным… и ты, кстати, уверен, что мы не встретим никого по дороге? Ладно, - Соня фыркнул, - если я увижу кого-то, я надену на себя твой цилиндр, тем более, что он у меня в непосредственной близости, - теперь он почесал за ухом Шляпника, и задумчиво намотал на мизинец здоровой руки светлую прядь волос. Казалось, что за долгое время, проведенное в этом механическом царстве, Шляпник слегка выцвел. Мелькнула мысль о том, что, может быть, Шляпник предложит ему усовершенствовать и эту руку. Пожалуй, стоит выдвинуть встречное предложение – приделать вторую пару конечностей. Руки настолько же механические, зато своя лапа останется. Ни за что на свете, даже за половину королевства, Соня не отдал бы привычку прощупывать всякое новое, мягкое и интересное. Сейчас вот под эту четырехпалую руку попал жестковатый воротник Шляпника. Занявшись любимым делом, Соня слегка угомонился и продолжил важный разговор: - С Бармаглотом я не встречался ни разу, к сожалению, а вот Королеву немного помню – еще в те годы, когда мы все трое занимались чаепитиями, она изредка приглашала нас во дворец. Боюсь, что к Зайцу она по-прежнему питает некоторое предубеждение – тогда, во время суда, он себя не очень хорошо проявил. Но поправить можно все, - Соня сосредоточенно сопел в ухо Шляпнику – мало ли кто мог их подслушивать, лучше было говорить чуточку тише.
Mad Hatter: Шляпник только кивал и улыбался, пока Соня устраивался поудобнее на плече, трогал волосы и воротник. Все-таки, есть свое преимущество в том, чтобы быть таким маленьким – ты можешь чувствовать себя уютно на чужом плече, и никто не упрекнет в дурном воспитании. Прикосновения были приятны – как горячий ромашковый чай; отбитая ручка слегка царапает ладонь, но это не помеха – наоборот, яркое воспоминание о тех бесчисленных чашках, которые они поразбивали на затянутом чаепитии. Если задуматься, бесконечное чаепитие лучше бесконечного кошмара. Но кошмар закончился… по крайней мере, для Сони – верно? Шляпник был рад, что идея трансформации разума пришла в голову именно применительно к мышонку; до того, как приказ – «сделай уже что-нибудь с этими пленными» заставил его вывернуть Соню наизнанку. - Пожалуй, ты прав. В Машинерии тебя не тронут – здесь я хозяин, роботы будут слушаться тебя… «Почти во всем», не договорил Шляпник, это была противная предосторожность – как будто не доверял другу-исправленному, не доверял самому себе. - …Слушаться тебя. Весь сливочный сыр, грецкие орехи и чай – в твоем распоряжении, - Шляпник улыбнулся, когда его потрепали за ухо. Живой лапкой. Теплой. То ли боялся пользоваться искусственной Соня, то ли… Шляпник скрипнул сочленениями собственных механических рук. Они крепились чуть выше лопаток, там же, где и нормальные руки. Шляпник складывал их, подобно тому, как насекомое прячет подкрылки. - А вот за пределы – и впрямь, не стоит… Думаю, лучше пригласить Бармаглота сюда. Сначала его… или нет, Королеве не понравится, если министр узнает прежде нее… я обязан докладывать Ее Величеству в первую очередь. Что и говорить, мышонок в чем-то превосходил своего друга. Например, если нужно было спрятать – кто прячет лучше, чем мышь? - Верно. Если что – под цилиндр. Никто из слуг и министров не осмелится требовать, чтобы я снимал шляпу… Итак, мои плечи и голова - в твоем распоряжении. А что касается Зайца, так после того, как я покажу тебя, мы и его вернем… С Зайцем будет труднее, думалось Шляпнику. Он не столь разумен. Может быть, флегматичный фатализм Сони сыграл на руку – на лапку, не сопротивлялся и в конце концов, получил свободу. Чай, сыр и орехи (Шляпник протянул очищенную полудольку, здорово смахивающую на чьи-то мозги) – тоже. А Заяц упрям, будто он и не Заяц вовсе, а Осел какой-то… - Прямо сейчас… да? Если хочешь… я в любом случае, должен доложить, а через роботов передавать – не то. Важные новости докладывают лично… Если на улице еще утро или день, если не подкралась ночь – Шляпник вполне готов заявиться во дворец с припрятанным Соней. Лишь бы Королева соизволила принять его. И оказалась в достаточно хорошем настроении, чтобы выслушать благую весть: больше никаких бунтовщиков. Железная «повязка» с проникновением в череп - и сам Чеширский Кот будет мурлыкать у ваших ног, выпрашивая плошку молока, Ваше Величество…
Dormouse: - Ну, я думаю, что лучше уж мы в гости, чем такие гости – к нам, - освоившийся и получивший свободу на территории Машинерии Соня свободно говорил это «мы» и «к нам», так как понимал, что его карьера при дворе наверняка начнется в этих не слишком уютных на вид, но очень надежных стенах, - Во-первых, я абсолютно уверен, что здесь вокруг сейчас полно шпионов – я не думаю, что Чеширский кот настолько уж разбрасывается людьми, стало быть, нас будут освобождать. Во-вторых, пленники тоже не дураки, а такой высочайший визит не останется для них незамеченным – наверняка догадаются, что к чему. Следовательно, визит Бармаглота сюда будет не только неуважением по отношению к Королеве, но еще и делом небезопасным и не особо конспиративным. Ничего страшного, пробежимся до дворца. Никогда прежде Соне не давались официальные, логичные, кругленькие фразы, а сейчас они получались очень легко, словно скромный и неприметный шпион родился именно для службы среди придворных советников. Впрочем, если вспомнить о том, что половина советников Королевы слегка безумна, а вторая половина сама жаждет власти, стоит подумать о том, чтобы присмотреться к вакантным местам заранее, и решить, когда именно внедрение в политику произойдет наиболее эффективно для самого Сони и, разумеется, для укрепления власти Ее Величества. Шляпнику он о своих планах говорить не стал. Зачем нервировать его? Он такой чудный, мирный, совершенно незачем тащить его в хитросплетение придворных интриг. Наверняка, если потребуется, Шляпник сможет поддержать его и уверить всех в его, Сони, полной и абсолютной преданности идеалам королевской власти. Пока это самое главное, все-таки только авторитет такого верного соратника сможет преодолеть политическую инерцию нежелательного образа «раскаявшегося шпиона». Соня ведь не раскаивался, совершенно – чего там, дело прошлое, юношеский максимализм и подавляющее поведение Кота. Кроме того, не было бы такого революционного периода в его жизни – не было бы и ценных сведений, которые помогут Королеве нанести решительный удар по своим противникам, и, что более важно – выявить врагов рядом с собой. Соня, как принадлежащий к наиболее проверенному ядру штаба революционеров, знал многое о тех, кто считался верными подданными и соратниками Королевы, в действительности же являл собой величайшую угрозу для власти. - Ну, Шляпник, отправляемся? – отвлекся Соня от своих мыслей, - Да, прямо сейчас, я думаю, не помешает наш с тобой доклад, чем раньше Королева узнает об этом, тем лучше. Действие воодушевления и чая несколько поугасло, и у Сони снова разболелась голова. Он уткнулся носом в шею Шляпника и прикрыл глаза. Спать не хотелось вовсе, а вот пригреться и успокоиться… Хотя бы ненадолго. И спрятаться от тянущей, металлической боли, которая терзала его череп и плечо. Но эти неприятности скоро останутся в прошлом, а вот с докладом медлить не следует. Off: Шляпник, прости, Интернет накрывался.
Plague: Тем не менее, судя по всему, старуха-судьба не собиралась упрощать Шляпнику задачу уж настолько. И с докладом она его явно вознамерилась заставить повременить. Дверь в кабинет распахнул потрепанного вида один из не столь многочисленных на фоне совершенно бессчетных роботов человек - рабочий фабрики. Выглядел он совершенно кошмарно: одежда кое-где висела клочьями, явно порванная не людскими руками, на не слишком умном лице застыло выражение слепого ужаса, а из нескольких ран на шее и плечах ручейками сбегала кровь, пятная широкий торс. Левую руку он прижимал к боку, где у мужчины стремительно наливался огромный синяк. - Ваше благородие... - едва переводя дыхание, обратился было рабочий к начальству, но тут заметил на плече у Шляпника Соню и лицо его, несмотря на испуг и боль, удивленно вытянулось. Однако спустя мгновение, осознав, что негоже просто так врываться в кабинет к шефу и глупо на него пялиться., тряхнул головой и продолжил торопливо говорить: - Там в третьем корпусе... того... машинки взбунтовали... кидаются на людей - да этак они же всех перебьют. Меня вот чуть не убили, пока к Вам бежал... меня бригадир послал, да... Вы уж... помогите... Не слишком умный лик рабочего принял жалостное выражение. Со слов несчастного пострадавшего можно было понять, что все не так уж и страшно, - все же усмирить роботов Шляпнику было вполне под силу - но делать это следовало быстро. Однако тут последовала еще одна новость: - Там их несколько вбежало в канализацию, да подорвались... А вот это было уже куда как хуже... ремонт канализации занял бы долгий срок. и она была единственным слабым местом Машинерии, а теперь стала еще уязвимее.
Mad Hatter: Соня сидел на плече и говорил умные вещи. Шляпник только кивал в ответ – возразить ему было нечего. Другой вопрос, что тащить во дворец Соню не хотелось – и отнюдь не из-за ловушек, большинство из которых проектировал он сам. Ловушки абсолютно безобидны по сравнению с придворным серпентарием… Шляпник никогда не разбирался по-настоящему - кто и с кем против кого сегодня дружит. Коалиции эти при дворе менялись причудливо, броуновским движением, ни единая формула не смогла бы описать перипетии интриг. Шляпник держался от них в стороне, и от дворца, по мере возможности, тоже… Может быть, еще и это устраивало Королеву. Шляпник никогда не станет играть против нее, просто потому что не знает правил игры. - Дворец – не лучшее место, - вздохнул он, - Но в остальном ты совершенно прав… Что ж, тогда… Он снял цилиндр и как раз принялся прокручивать в нем дыру – надо же Соне дышать, пока будет спрятан, впору порадоваться репутации безумца – какой-нибудь министр за явление пред очи Королевы в дырявой шляпе, лишился бы этой самой шляпы вместе с головой, на него же посмотрят сквозь пальцы, - когда в незапертую дверь ворвался рабочий. Рабочий уставился на Шляпника и сидящего на плече Соню. Шляпник, в свою очередь, неодобрительно – на человека. Ничего личного. Просто не любил «людей вообще» - исключение только близкие друзья. Люди отвечали ему взаимностью – и его механизмам тоже, вот вам живое подтверждение… «Когда-нибудь я избавлюсь от всего живого на Машинерии. За исключением тех, кого выберу сам...» - Машины не бунтуют, - отчеканил Шляпник, - У машин может произойти поломка при ненадлежащем с ними обращении. «Бунт» машин! Какой несусветный бред! Бунтуют люди – недовольные тем, что на выпивку и блуд времени им дают меньше, чем на работу во благо Королевства. Машинам нечего желать – и потому они чисты. Иногда Шляпнику казалось, что неприязнь рабочих к механизмам – обычная зависть. Тоже человеческое – о, такое человеческое. Где вы видели хотя бы настенные часы с кукушкой, которые бы завидовали башенным?! - Что?! В канализацию?! – Шляпник сжал кулаки. Казалось, он был готов ударить рабочего, но человек его интересовал не более крысы на задворках Машинерии. - Соня, друг мой. Я пойду… нужно исправить то, что эти остолопы наворотили… Тебе туда нельзя: там грязно и слишком шумно. Подожди меня здесь, в кресле, - с этими словами, Шляпник осторожно снял мышонка с плеча – и рабочий мог воочию убедиться, что «хозяин» способен с кем-то говорить ласково. Воистину – каждый день чудеса в Стране Чудес! - Согнать свободных на место происшествия. Нет, стой. Люди пусть держатся подальше. Итак, сначала канализация, затем починка неисправных, или как выразился этот дубина, «усмирение» роботов. Для этого Шляпнику понадобится помощь, на людей он не рассчитывал, а поэтому красно-желтые «пингвины» увязались за ним. С Соней остался только один – на случай, если бывший пленник чего-то попросит. >>> третий корпус Машинерии
полная версия страницы